Сродни подвигу.
О работе фронтовых концертных бригад в Кронштадте в период
блокады.
Сохранились многочисленные архивные документы, фотографии, воспоминания артистов - участников фронтовых концертов и их зрителей, дающие представление о том, какое огромное влияние на подъем патриотического настроения и морального духа защитников Ленинграда и Кронштадта оказали деятели искусства. Именно культура в годы Великой Отечественной войны оказалась наиболее востребованной, являлась духовным зарядом по мобилизации на героический труд и ратный подвиг. Осознавая это, уже 3 июля 1941 года Президиум Всероссийского театрального общества постановил «организовать артистические бригады по обслуживанию частей Красной Армии». Создавались фронтовые бригады и фронтовые театры, выступавшие перед частями Красной Армии и Военно-морского флота в прифронтовых районах, на фронте, эвакопунктах и госпиталях. К работе бригад предъявлялись требования в духе военного времени: мобильность, готовность и способность выступать в непосредственной близости к передовой, а главное, играть везде - под открытым небом, на вокзалах, в землянках, агитпунктах, медсанбатах. Все артисты ленинградских театров, оставшиеся в городе, были сформированы в концертные бригады, которые дали за годы войны свыше 56 тысяч концертов, из них 46 тысяч - в войсках Ленинградского и Волховского фронтов.
Для находившегося в двойном кольце блокады Кронштадта, участники фронтовых бригад, помимо прочего, были своеобразными посланцами, связывавшими город на Неве и бойцов на передовой. Все, кто пытался попасть сюда из осажденного Ленинграда, рисковали жизнью, ведь Невская губа находилась под постоянным прицелом немецких артиллеристов и летчиков. Но, как вспоминали артисты, выступавшие в Кронштадте, для них всегда было большой честью показывать свое искусство перед краснофлотцами. А те, в свою очередь, принимали их со всей возможной теплотой, делясь скромным пайком, создавая им максимально комфортные по реалиям военного времени условия для выступлений и отдыха.
Частыми гостями кронштадтского гарнизона были концертные бригады, созданные из артистов Театра Краснознаменного Балтийского флота, Ансамбля песни и пляски КБФ и джаз-оркестра под управлением Николая Минха. Всю войну этот «комбинат», как называли его сами артисты, работал в осажденном фашистами Ленинграде. Коллектив театра с особым чувством приезжал в город-крепость, каждый раз как бы возвращаясь к себе домой. Именно в Кронштадте он был создан в декабре 1930 года, здесь прошло его профессиональное становление, сюда актеры привозили свои новые концертные программы и премьерные спектакли.
Уже в первые дни войны артисты Театра КБФ и Ленгосэстрады выступали на кронштадтских подмостках – на кораблях, фортах и в воинских частях. За одну неделю июля 1941 года концертная бригада Ленгосэстрады дала 25 концертов. Особенным успехом пользовался номер под названием «Доклад» на мотив популярной песни «Все хорошо, прекрасная маркиза» в исполнении артиста Гурко. Как показала дальнейшая история, именно юмор и сатира, нацеленная на осмеяние врага, будут в наибольшей степени востребованы на фронте. По этой причине большой любовью у краснофлотцев пользовались выступления Фронтового театра миниатюр под руководством Александра Давыдовича Бениаминова, включавшего в свои программы именно такие номера. Каждый день артисты давали по шесть-семь концертов на разных точках, работая с максимальной отдачей, понимая, «что они здесь нужны, что их ждали с нетерпением, что им рады, как самым дорогим гостям». Не раз им приходилось добираться до своих зрителей-воинов под артиллерийскими обстрелами и бомбежками, пешком по еще не окрепшему льду залива. Во время одной из таких «гастрольных поездок» Бениаминов был серьезно контужен. Произошло это по дороге в Кронштадт, когда театр миниатюр, дав три концерта на Ораниенбаумском пятачке, возвращался на свою базу в Дом Флота. Но даже трагические моменты своей биографии артист использовал для того, чтобы заставить людей смеяться и хоть на время забыть о войне. Он превратил совсем не веселую историю с получением контузии в юмористический рассказ, который стал частью его концертной программы. Одно из таких выступлений состоялось в кронштадтских казармах, куда из захваченного гитлеровцами Петергофа перебрался наш разведывательный отряд, возглавляемый Владимиром Эммануиловичем Плисецким. Бениаминов знал Плисецкого еще с довоенного времени, как великолепного артиста эстрады, создателя и руководителя уникального акробатического номера «Трио Кастелио». Когда немцы подошли к Ленинграду, Владимир, выступавший во фронтовом ансамбле под руководством К.И. Шульженко, добровольно вступил в Разведывательный отдел КБФ. Судьба снова свела их в Кронштадте осенью 1941 года. Владимир Плисецкий поздно ночью пришел к другу в Дом Флота и попросил выступить перед бойцами, которым через несколько часов предстояло оказаться в тылу врага. Александр Давыдович, несмотря на смертельную усталость после «плановых» концертов, тут же собрался, прихватив с собой нехитрый реквизит… В течение двух с половиной часов разведчики хохотали, в том числе и над его рассказом о полученной контузии. Это была последняя встреча друзей. Владимир Плисецкий пропал без вести 23 декабря 1941 года. «Он был красив, безрассудно смел и замечательно спортивен…», - напишет о нем впоследствии его племянница, балерина с мировым именем в своей автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая».
Фронтовой театр миниатюр Бениаминова еще не раз будет выступать в Кронштадте, неизменно вызывая у защитников крепости смех, столь высоко ценимый в военное время. В Музее истории Кронштадта хранится сделанное из голубого картона шуточное приглашение «на товарищеский ужин по случаю окончания работ Театра Краснознаменного Балтийского флота и Театра под руководством заслуженного артиста республики Бениаминова». Дата проведения вечера - 30 сентября 1942 года.
В самые трудные дни блокады, невзирая на опасность обстрелов и бомбежек с воздуха, выезжал в Кронштадт коллектив Малой оперетты под руководством Марка Ильича Рубина. По своей инициативе артисты во главе с директором смастерили несколько пар санок и, уложив в них свое театральное имущество, тащили их по льду Финского залива. Обслужив осажденный Кронштадт, они тем же путем возвращались в Ленинград. В свой следующий приезд артисты, выехав на катере из Кронштадта, ночью заблудились и попали на берег, занимаемый врагом, но, благодаря изворотливости команды, катер с людьми ушел в море без потерь.
О том, с какой самоотдачей работал коллектив Рубина, мы можем узнать из воспоминаний Галины Павловны Вишневской. В 1944 году она поступила в Ленинградский областной театр оперетты, на базе которого создавалась эта фронтовая бригада. На тот момент ей было всего 18 лет, а в жизненном багаже - тяжелый опыт страшных блокадных дней, пережитых в Кронштадте. Коллектив Малой оперетты, как она сама признавалась в своей автобиографической книге «Галина», стал для нее «настоящей и единственной школой». «Именно у этих артистов я научилась самоотверженно служить искусству, уважать сцену – самое святое для артиста место». Ей, как и всем, во время разъездов по воинским частям Ленинградской области приходилось выступать на любой площадке. «Играем в промерзлых клубах: на стенах снег, солдаты и матросы – в шинелях, в шапках. Мы – с голыми плечами, пляшем, поем, играя то «Сильву», то «Веселую вдову» - по двадцать – двадцать пять спектаклей в месяц… Работая в таких страшных условиях, какие сегодня и вообразить нельзя, артисты бережно охраняли искусство в себе, не делая никаких скидок на усталость, на болезни… В какой бы прокопченной землянке или убогом, разбитом клубе мы ни выступали – всегда за полтора часа до начала спектакля артисты начинали гримироваться и одеваться столь же тщательным образом, как если бы им предстояло выходить на самую блистательную из сцен». Елена Иосифовна Пашковская, Александр Георгиевич Петров, Милица Алексеевна Южакова, Исай Захарович Шульгин, Ромуальд Антонович Осташкевич, Николай Любимович Южаков, Тамара Исааковна Тривус – вот имена опереточных актеров старой школы, которые создавали эту атмосферу самоотверженности, выступая перед любой аудиторией, в самых тяжелых условиях с максимальной степенью отдачи. Театр работал с первых дней Отечественной войны и на 1 мая 1943 года дал свыше 350 шефских концертов.
В блокадном 1942 году началась дружба моряков Кронштадта с Ленинградским ансамблем мастеров оперетты под руководством Брониславы Михайловны Бронской. В тридцатиградусные морозы, на открытых грузовиках, под непрекращающимися обстрелами замороженные до неподвижности артисты добирались до острова Котлин и чуть оттаяв, выходили на сцену с неувядающим: «Частица черта в нас заключена подчас!». Выступать приходилось на палубах кораблей, в кают-компаниях, клубах, на полянах. В землянках с бревен капала вода, по столам ползали какие-то черные усатые жуки, которых артисты до смерти боялись, у зрителей под ногами хлюпала вода, но ничто не снижало подъема выступающих и энтузиазма слушателей. Моряки становились соучастниками концертов и спектаклей, после которых обычно начинался небольшой митинг. Выступали бойцы и командиры, благодарили выступавших, а они в ответном слове, в которое вкладывали не меньше души, чем в песни, призывали их бить фашистов за Родину, за Ленинград! Такое общение придавало артистам и защитниками города сил, вселяло уверенность в победе, учило мужеству и храбрости.
Образцом работоспособности и крепости духа для всех участников ансамбля была любимица ленинградской публики Гликерия Васильевна Богданова-Честнокова. Когда артисты выступали в Кронштадте, в Ленинграде от голода умерла ее мать. Но она продолжала работать с той же отдачей, тщательно отделывая каждую деталь номера и заставляя смеяться даже своих коллег, видевших ее выходы бесконечное число раз.
Помимо нескольких ежедневных концертов коллектив мастеров оперетты, находясь в очень непростых условиях сражающегося Кронштадта, готовил новый спектакль - к 1 мая 1943 года было решено поставить знаменитую «Сильву». Репетиции проходили на сцене кинотеатра имени Горького, который размещался в Морском соборе и служил прекрасным ориентиром для врага. Когда снаряды падали слишком близко, звучала команда «Закрыва-а-айсь!» - и все накрывали головы пальто, чтобы уберечься от осколков. Но не обходилось и без несчастных случаев. Об одном из них вспоминала Бронислава Бронская: «Как-то артист М.Д. Ксендзовский во время обстрела спустился на первый этаж «в дежурку». Вдруг страшный грохот – снаряд разорвался во дворе. Наступает тишина, и в дверях показывается Ксендзовский весь в крови. «Товарищи, я ранен», - говорит он жалобно. А лицо у него – будто кошка исцарапала. После обстрела нашего раненого увезли в госпиталь. Мы приуныли: случилось это 25 апреля, а 1 мая премьера. Что будем делать без Ксендзовского? В госпитале врачи вытащили у него сорок два «инородных тела» - кусочки известки, занозы. И 1 мая Ксендзовский был уже на сцене. Премьера состоялась. Мы играли с таким подъемом, что начавшийся воздушный налет не прервал нашего спектакля, и с разрешения командующего мы доиграли его до конца».
6 июля 1943 года на сцене Морского собора состоялась еще одна премьера - балета «Шопениана» в исполнении Объединенного коллектива артистов оперы и балета. Эта труппа была создана из музыкантов, вокалистов и танцовщиков, оставшихся в Ленинграде после эвакуации Кировского театра и Малого оперного театра. «Выбор определялся тем, - писала руководитель балетной группы Ольга Иордан, - что в этом спектакле участвует всего один мужчина». Этим единственным мужчиной в балетной группе был Роберт Иосифович Гербек, так же, как и все истощенный до предела, но, тем не менее, танцевавший все ведущие партии, выполняя одновременно и функции балетмейстера. Три дня подряд артисты исполняли «Шопениану» при полной аудитории. Этот балет стал у моряков едва ли не самым популярным из всего хореографического репертуара тех дней. «Ведущие партии исполняли артисты балета Красношеева, Гемпель, Алексееева, Сахновская, орденоносец Гербек. Премьера прошла с большим успехом», - сообщала газета «Ленинградская правда».
Оперно-балетный коллектив неоднократно выезжал в Кронштадт и в первую самую тяжелую блокадную зиму. Так в суровые январские дни 1942 года бригада артистов совершила длительную шефскую поездку в Кронштадт. Их было пять человек: солисты Софья Преображенская и Аркадий Лыжин, композитор-пианист Давид Прицкер, мастер художественного слова Николай Персиянинов и представитель Городской военно-шефской комиссии Екатерина Шкроева. Эта небольшая группа переправлялась от Лисьего Носа на машине по льду Финского залива под обстрелом вражеских батарей. В Кронштадте моряки уже с нетерпением ждали артистов в заполненном до отказе Доме ВМФ. После приветственного слова и передачи привета и благодарности от ленинградцев краснофлотцам начался сам концерт. Гром аплодисментов после арии Мельника из оперы «Русалочка» в исполнении Аркадия Лыжина перекрыл даже глухое уханье орудийной стрельбы. Но когда он начал петь русскую песню, вдруг покачнулся и упал – сказались физическое истощение, долгая опасная дорога. По тем же причинам выступавший следом Николай Персиянинов дважды забывал заученный и сотни раз проверенный на зрителе лермонтовский текст. И хоть потом композитор Прицкер играл и пел свои новые песни, посвященные морякам, а Преображенская покорила всех своим прекрасным голосом, артистам казалось, что концерт провалился. Но едва Софья Петровна покинула сцену, на подмостки вышел командующий флотом и поблагодарил всех выступавших, подчеркнув мужество этих сугубо штатских людей. Он призвал моряков мстить фашистам за истерзанную Родину, за родное искусство. Именно тогда, как вспоминала Екатерина Шкроева, она до конца осознала великую агитационную силу своей работы.
Командование флотом, видя критическое состояние артистов, предложило им немного отдохнуть. И только после трехдневного покоя, который не могли нарушить никакие обстрелы и бомбежки, участники фронтовой бригады продолжили выступать на фортах и огневых батареях Кронштадта. Почти все концерты заканчивались митингами. «Мощь голоса и искусство Софьи Петровны Преображенской и мощь наших батарей одинаково страшны фашистским стервятникам!» - сказал на митинге краснофлотец одного из фортов. Ее выступления, включавшие не только классические произведения, но и русские народные песни, действительно оказывали на солдат особое эмоциональное воздействие. С первых дней войны и до праздника Победы она без устали выступала перед бойцами. На грузовых машинах, телегах, а порой и пешком артистка исколесила сотни фронтовых дорог. Но одно из самых ярких военных впечатлений у нее осталось после выступления в Кронштадте на корабле, пережившем налет фашистских бомбардировщиков: «Ни с чем не сравнимое воспоминание о том, как я шла по этой накренившейся палубе наполовину погрузившегося в воду корабля. Немного было в моей жизни моментов такого душевного подъема! Именно в эти минуты было какое-то особенное чувство уверенности в Победе. Поврежденный линкор бил по Петергофу, где засели немцы. Обычно в мирное время на шефских [концертах] нас встречали на блестящей, гладкой палубе, с оркестром, а тут страшный мороз, обмороженная палуба, самолеты над головой, звуки выстрелов нашего корабля и необычайное душевное ликование, необычайно интимное, личное чувство неизбежности нашей грядущей Победы».
И коллеги, и зрители очень любили Преображенскую. Она была не только превосходной певицей, но и редким по доброте человеком, необычайно скромным и отзывчивым. Начинающих артистов она всегда старалась подбодрить, занималась с ними, помогала готовить новые песни и романсы. Стойкость и самоотдачу Софьи Петровны можно было ставить в пример. А ведь в осажденном фашистами Ленинграде с ней оставались четверо детей, самому старшему из которых было всего 17 лет. Зная об этом, моряки старались хоть как-то поддержать ее семью. Вот как об этом вспоминал ее сын Владимир Гуреев: «Очень нам всем помогла мамина поездка в Кронштадт. После одного из концертов на корабле командир, узнав, что у нее четверо детей в Ленинграде, вызвал начпрода и приказал ему выдать буханку белого хлеба и килограмм макарон. Макаронный суп и кусок белого хлеба – это было что-то невероятное, тем более, что хлеб был выпечен из муки, которую водолазы доставали из провизионной кладовой, расположенной в оторванной и затопленной носовой части линкора «Марат»…».
В дальнейшем моряки-балтийцы еще не раз аплодировали мастерам оперно-балетного коллектива, а они старались как можно чаще радовать краснофлотцев своими новыми программами и спектаклями. Особенно часто, как вспоминала балерина Объединенного театра Милица Владимировна Дубровицкая, они выступали перед защитниками Кронштадта. В период навигации переправлялись туда, как правило, на баржах с боеприпасами. Артистов прикрывали брезентом, и тихо, без гудков и огней, караван шел под прикрытием тумана или дымовой завесы. Чтобы наблюдать за тем, что происходит вокруг, в брезенте проделывались небольшие дырочки, и, когда ветром разрывало дымовую пелену на траверсе Петергофа, можно было невооруженным глазом видеть фашистов, суетящихся на берегу. Зимой, поздней осенью или ранней весной от Ораниенбаума или Лисьего Носа артистов доставляли в Кронштадт на открытых грузовиках или в санитарном автобусе, двери которого закрывались снаружи. По воспоминаниям артистки оперно-балетной труппы Владиславы Яновны Меркуловой-Машировой, «как только автобус трогался, в машине наступала полнейшая тишина. Весной и осенью лед слабый, под нашей тяжестью он трещит. Все сидят, боясь пошевельнуться. И в этой тишине особенно ясно слышен плеск воды под колесами автобуса. В общем, все ожидали, что вот сейчас, сию минуту машина провалится под лед. Зато сколько было радости, когда мы попадали в Кронштадт. В кругу моряков мы сразу забывали о пережитом страхе и с утра и до позднего вечера давали концерты и в клубе, и в военно-морских частях, на тральщиках, буксирах, на кораблях, в морском госпитале и прямо на улице. Каждый артист считал для себя большой честью выступать перед моряками Кронштадта и на фортах».
О том, с какой заботой и вниманием принимали артистов защитники Кронштадта зимой 1943 года, вспоминала прославленная балерина Татьяна Михайловна Вечеслова: «Не забыть сколько тепла, внимания мы встретили в этом городе. Нас принял начальник Военно-морской базы Кронштадта Гордей Иванович Левченко. Большой, широкоплечий человек с русским лицом и добрыми глазами, он обладал огромным обаянием. Мы его любили за отзывчивость и доброе сердце. Первое, что было сделано по распоряжению Гордея Ивановича – затопили нам роскошную баню и под «конвоем» моряков отправили мыться. В бане были отдельные помещения с ваннами и душем. Какое блаженство! Но этого мало. Левченко приказал выдать нам всем новое белье, а так как в его распоряжении не было принадлежностей дамского туалета, мы получили в полное свое владение голубые и сиреневые гарнитуры мужского белья. Ну и хороши же мы были в этой одежде! Пока мы мылись, у дверей стоял «морской караул». Увидев наши неказистые, потертые полушубки, Гордей Иванович всем женщинам в бригаде выдал новые, чистенькие, светлые, на теплой пушистой овчине. Какую службу сослужили нам полушубки на фронте!».
Артисты пробыли в Кронштадте несколько дней, выступая в воинских частях, на Морском заводе и в офицерском клубе, созданном по инициативе политработников кронштадтского гарнизона в одном из помещений в северо-западной части города. Основной задачей этого клуба было создать минимальные условия отдыха для тех, кто ежедневно, находясь практически на передовой, защищал Кронштадт и Ленинград. Ежедневно здесь бывало до 200 человек, включая старшин и матросов. При клубе был организован буфет без крепких напитков, куда офицеры добровольно перечисляли однодневную норму своего месячного пайка. Впоследствии по его образцу подобный клуб был создан и в Ленинградской военно-морской базе. Кронштадтский клуб отдыха работал до прорыва блокады Ленинграда. Здесь выступали как профессиональные коллективы, так и самодеятельные артисты из различных воинских подразделений. Командир Кронштадтской военно-морской базы в 1942-1944 годах адмирал Гордей Иванович Левченко вспоминал, что «в программу работы клуба отдыха входило выступление самодеятельных кружков, разных аттракционов, вплоть до цирковых. Таких артистов, музыкантов – добровольцев в воинских частях было много. Нужно их было только организовать…».
Действительно, помимо концертных бригад, состоявших из профессиональных артистов, по решению Политуправления Ленинградского фронта в каждом боевом подразделении Кронштадтского морского оборонительного района (КМОР) создавалась своя художественная самодеятельность. Занятия с коллективами проводились и в Доме ВМФ, и непосредственно в частях, на кораблях, фортах, куда направлялись творческие работники-инструкторы. В Военно-морском госпитале была организована эстрадная группа, выступавшая в отделениях тяжелораненых и в воинских частях гарнизона. При учебном отряде создан великолепный духовой оркестр, который на концертах превращался то в джаз-оркестр, то, сменив трубы на домры и балалайки, в оркестр русских инструментов. Своей музыкой он встречал возвращавшихся из боевых походов подводников и провожал в последний путь погибших защитников крепости.
Славились в Кронштадте эстрадный ансамбль соединения торпедных катеров, самодеятельный коллектив 42-го отдельного стрелкового батальона, струнный оркестр зенитчиков, руководимый матросом Владимиром Никитенко. При Морском заводе также существовала своя концертная бригада, выступавшая на предприятиях и в учреждениях Кронштадта, в воинских частях и на кораблях Балтийского флота. Постоянно работали кружки художественной самодеятельности при Доме Военно-Морского флота.
Трудно переоценить значение искусства в поддержании духовных сил защитников Ленинграда во время Великой Отечественной войны, но особую роль оно играло в экстремальных условиях Кронштадта, всю войну находившегося на передовой, под постоянным огнем противника.
И. А. Сватовая.
Музей истории Кронштадта приглашает жителей и гостей города посетить выставку «Театр военных действий», посвященную деятельности концертных фронтовых бригад в Кронштадте в период Великой Отечественной войны. Выставка представлена в кассовом зале Музея истории Кронштадта по адресу: Якорная площадь, 2А и работает до 9 июня 2019 года.